"ДЕНЬГИ И СЛОВА МНЕ УЖЕ НЕ НУЖНЫ"

Болельщики в Латвии величают его почтительно-ласково: "Наш маленький тигр". А ведь правда – маленький он. От макушки до пят – 178 сантиметров. Всегошеньки. По меркам НХЛ, в сущности, "коротышка". Если бы всех вратарей, играющих в Лиге, построить, условно, по росту, быть бы Ирбе в этой колонне скорее всего одним из последних. Если не самым последним. Сей вратарский парадокс до сих пор, сам слышал, не дает покоя кое-кому из наших хоккейных светил. Назойливо режет им глаза. Как только завидят Ирбе на льду, так руками и всплеснут: мол, хоть убейте, все равно не понимаем – такой неказистый, а поди ж ты, в НХЛ вдруг заиграл. Ну что тут ответить: заиграл вот. И случилось это, между прочим, не вчера. И даже не позавчера. Заморские льды Ирбе кромсает своими коньками уже вторую пятилетку кряду. Был сначала в "Сан Хосе". А теперь вот в "Каролине" – контракт отрабатывает очень даже конкретно в качестве первого номера. Конкуренты же весь минувший сезон просидели, не высовываясь, за его такой "неказистой" спиной...
Да, осколки разбитой вдребезги легендарной сборной СССР бисером усеяли ныне всю хоккейную карту Америки и Канады. Ирбе – один из них. Из всех вратарей сборной СССР, кто на чемпионатах мира признавался в разные годы лучшим в своем амплуа, последним был именно он – Артур Ирбе. В 1990 году. В принципе не так уж давно, а верится с трудом, как будто и не было этого вовсе. Да и что нам от тех времен осталось – болельщиков ностальгические всхлипы да мемуары с картинками. Остальное разлетелось вдребезги.
Ирбе тоже теперь не с нами. Он против нас. И горит, огнем пылает на щеке хлесткая затрещина, которую "маленький тигр" с сотоварищи влепили нашей сборной на чемпионате мира в Санкт-Петербурге. В кулуарах после игры долго еще слышались сокрушенно-протяжные вздохи: "Да-а-а, не будь у латышей Ирбе..." Не о каждом из вратарей так скажешь.
Ирбе же в эти минуты был само откровение. Эмоции из него так и хлестали. Он был счастлив. И не таясь делился с журналистами самым сокровенным, что носил в душе долгие годы. Порою от его откровенности становилось немного не по себе, но это была его правда, с которой он жил и в которую свято верил и верит.
В другой раз мы встретились с ним через день после тренировки, когда эмоции уже улеглись. Поговорили минут десять. После чего Ирбе поднялся в автобус и вместе с командой уехал в гостиницу.
Последняя встреча вышла совсем короткой. Буквально на бегу перекинулись парой фраз накануне четвертьфинала. Вот, собственно, и все. Три эпизода, из которых и сложилось это интервью.

– Матч со сборной России наверняка вышел для вас за рамки чисто хоккейные, не так ли?

– Думаю вы не удивитесь, если я отвечу – да. Конечно. Для нас это был не столько даже хоккей, а что-то намного-намного большее. Мы победили не просто так. Это – судьба, все было предначертано... Свершилось великое дело, о нем можно говорить и говорить. Но невозможно описать словами, что эта победа означала для нашей маленькой страны, для наших болельщиков. И что в эти минуты творилось в душе у каждого из нас. Наступило мгновение, которого наша страна ожидала целых 55 лет. Мы как будто вернули долг.

– За что долг?

– Десятки лет наша страна находилась под диктатом советской власти, очень много наших родных положили головы за свободу Латвии. Вы говорите "грозный 41-й", а у нас еще был грозный 40-й, когда пол-Латвии эшелонами вывезли в Сибирь. Многие обратно так и не вернулись. Кто-то в эти годы вынужден был убежать за границу. А кто-то решил сражаться за свободу нашей страны в рядах германской армии. Раньше я никогда особо об этом не говорил, но сейчас скажу: оба моих деда воевали в ту войну на немецкой стороне. Один из них, танкист, погиб на Курской дуге. Другой остался жив, но домой он уже не вернулся. Дома его ждал Гулаг, поэтому он уехал в Англию, где в середине 80-х умер.

– А вы их никогда не осуждали?

– А за что? Перед ними было всего две дороги – или в одну сторону, или в другую. Как судьба повернулась, так они и решили. Никто не знает, какой именно выбор был худшим.

– А если бы на их месте в то время оказались вы, куда бы вы повернули?

– Сложно сказать, я же в то время не жил. Одни пошли туда, а дед моей жены, например, был коммунистом и сражался в рядах Красной Армии. Трудно судить однозначно. Это у вас сейчас много разговоров на эту тему, но я не хочу ею спекулировать. И не буду.

– Хорошо, тогда давайте о хоккее. Провал сборной России вас удивил?

– Беда вашей команды не в том, что она проиграла, допустим, Латвии. Вовсе нет. Решающее поражение она потерпела еще до старта чемпионата, когда вокруг команды был поднят сумасшедший ажиотаж. Они даже подпрыгнуть не успели, а все вокруг уже орали "гоп"... Но это – школа жизни. Жестокая, но, наверное, необходимая. Мне искренне жаль ребят, приехавших играть за свою страну, со многими из которых я лично знаком. Вместе даже играли когда-то.

– За сборную СССР?

– Хотя бы.

– Часто вспоминаете?

– Вспоминаю, конечно, но, знаете, без всякой ностальгии, ведь это было так давно... Впрочем, могу признаться: даже в то время в душе я все равно играл всегда за Латвию. И мечтал, что когда-нибудь и у нас появится наконец своя национальная команда. Но молчал об этом, никому не говорил.

– Почему? Боялись неприятностей?

– Да нет, просто не хотел никого обижать. Ни ребят, ни тренеров. Ведь это они мне помогли вырасти как вратарю. И я им очень благодарен.

– То есть в душе у вас было одно, а на словах совсем другое: "За СССР! Ура! Вперед!"?

– Как профессионал я делал то, что было нужно команде. Мое дело играть, а не скандировать лозунги. Я – вратарь.

– Многие тренеры назвали последний мировой чемпионат чемпионатом вратарей.

– А что, по-моему, справедливо. Сегодня хороший вратарь это далеко уже не полкоманды, как привыкли считать, а гораздо больше. На чемпионате было достаточно игр, которые вратари вытаскивали едва ли не в одиночку. Россия – США, Россия – Швейцария. Называю просто навскидку, а если покопаться, наберем еще как минимум десяток встреч, где вратари показали высший пилотаж.

– А как бы вы оценили игру нашего Ильи Брызгалова?

– Объективно это сделать очень трудно, и вот почему. Брызгалов оказался в нелегкой, прямо скажем, ситуации – ведь рядом было столько звезд. Представляю, каково ему было. Я сам когда-то побывал в аналогичной ситуации. Мальчишка совсем, а вокруг одни знаменитости. Помню, как на тренировках они "издевались" надо мной, демонстрируя разные фокусы с шайбой. Думаю, Брызгалову было не легче. Хотя парень он очень талантливый. И характер у него, как я слышал, что надо. Крепкий характер, мужской. А это уже совсем немало.

– А если примерить его к НХЛ – потянет?

– Будущее у Брызгалова, безусловно, хорошее, но... не все сразу. Ему и двадцати еще нет – куда торопиться. Для НХЛ он пока сыроват.

– В чем, например?

– Ну, зачем же я буду сейчас перечислять его недостатки. Bo-первых, это просто неэтично. А во-вторых, он их и сам прекрасно знает.

– Как-то от одного из футбольных вратарей я слышал примерно такую формулу мастерства: пока вратарь свои 500 мячей не пропустит, он не вратарь. У хоккейных тоже, вероятно, существует какой-то рубеж вратарской зрелости? Может быть, 1000 шайб? Или – 2000 тысячи?

– Не знаю, не знаю, я лично никакой тут планки для себя не устанавливал. Xм, многовато больно 2000. Мне кажется, тот не вратарь, кто хотя бы раз в жизни не испытал жестокого провала. Выкарабкался – молодец. Подтяни штаны и двигай смело дальше. Нет – значит, грош тебе цена как вратарю. Так и будешь всю жизнь прозябать в своем болоте.

– У вас в карьере провалы случались?

– Да еще какие – по полгода в себя приходил. Помню, в 19 лет меня пригласили в юниорскую сборную Союза. Руководил ею Владимир Васильев из "Химика". Сначала все было вроде неплохо. А потом вдруг Васильев перестал меня ставить. Почему? Он ответил, что потерял в меня веру. Тяжелый был разговор, после которого в душе как будто что-то надломилось. Страшно переживал. Месяца два, наверное, ходил сам не свой, но все-таки выкарабкался. Пришел в себя. Но с Васильевым больше никогда уже не работал. В другой раз беда приключилась на юниорском чемпионате Союза в Северодонецке. У нас была отличная команда – все рижане, динамовские воспитанники. А я возьми вдруг и завали все игру. Даже не знаю, что на меня там нашло, точно сглазил кто-то. Но завал получился жестоким – где-то полгода прошло, пока опять поймал игру.

– У вас ведь и в "Сан Хосе" тоже были какие-то неприятности?

– До поры до времени команда была прекрасная: Озолиньш, Макаров, Ларионов – и все мои друзья. Плюс американцы, с которыми отношения у нас тоже были вот такие. Мы все были как единый кулачок. Но в один печальный день боссы клуба вдруг решили все перетряхнуть. Посчитали, что этот состав себя уже исчерпал, и распродали его, что называется, оптом и в розницу. Взамен купили новых хоккеистов, и я оказался в полном вакууме. Для новичков я был чужим. Они для меня тоже. Что было делать? Решил поменять клуб. Руководство отказывалось. Но я все равно добился, чтобы меня продали.

– Вам скоро исполнится уже 34 года. Возраст, согласитесь. Как он, кстати, чувствуется?

– Ну как он еще может чувствоваться – дети подрастают, так и чувствуется. Дочке летом будет десять, сыну – три.

– А в душе?

– Свежести, может, чуть-чуть уже не хватает. Зато опыт накопился будь здоров. На нем и тянем.

– А что вы ищите сегодня, выходя на площадку? Деньги? Славу?

– Ни то ни другое уже меня не интересует по большому счету. Сегодня я могу себе позволить такую роскошь – играть только ради игры. И получать от нее удовольствие. Деньги, слава приходят и уходят. А память остается. Простая человеческая память. О матчах, в которых вложил всю душу. И сердце. Победа над Россией как раз из таких. Никогда ее не забуду.

Олег МИХАЙЛОВ