Зимой 1941 г. немцев отогнали от Москвы, а летом, в начале второго года Великой Отечественной войны, они рвались к Волге, Сталинграду и кавказской нефти. Наша расчлененная противником надвое 315-я стрелковая дивизия в жарком августе и сентябре 1942 г. 24 дня и ночи вела кровопролитные бои под Сталинградом. В стрелковых подразделениях потери бойцов доходили до 80 процентов состава.

Остатки дивизии в сентябре отвели в тыл на доукомплектование и потом только 18 декабря она снова смогла вступить в бой. В декабре 1942 г., январе и феврале 1943 г. пешим ускоренным маршем дивизия продвинулась на 690 км на запад. Из них 390 км с боями. Немцы отступали на автотранспорте. Зима была холодной и голодной. Часто не успевали подвозить даже хлеб.

На стоянках каждые несколько дней нам раздавали сухим пайком муку и немного консервов. На костре раскаляли кусок железа и пекли подобие лепешек. Иногда в самые голодные моменты пытались варить в котелках мороженую конину падших на дороге лошадей. Редко приходилось спать в доме. Сбившись в кучу, ночью дремали тут же у костра.

Наконец, истощенные и ослабленные, остановились мы перед мощными укреплениями немцев. Они притаились в глубоких траншеях за забором из колючей проволоки на высоком берегу реки Миус.

Наступила ранняя южная весна. Солнце пригревало все сильнее. Снабжение наладилось: регулярно привозили хлеб, в походных кухнях варилась горячая пища, выдавались положенные сто граммов водки, с Азова привозили свежую рыбу. Есть жареную рыбу с луком после голодной зимы было блаженством. Незаметно прошло две недели. Скорого наступления не предвиделось. По просьбе стариков и женщин из местного населения командование разрешило в прифронтовой полосе обрабатывать поля.

За время нашего зимнего наступления мы – телефонисты – размотали и смотали на своих, висящих через плечо, катушках тысячи километров телефонного кабеля, соединили, часто под огнем, несчетное число его разрывов. Радиосвязь работала слабо. После сталинградских боев радистов не хватало. И командование решило готовить их самостоятельно, силами дивизии. Организовали фронтовые курсы радистов. На курсы набрали в основном бывших телефонистов.

В двух километрах от передовой линии фронта нашли каменный, почти неповрежденный дом окнами на безлюдное село Куйбышево, что на берегу реки Миус. Одну из комнат оборудовали под классную, в ней проводились занятия, а в двух других мы жили.

Немцы сидели за своей колючей проволокой, изредка постреливая и ночью вывешивая осветительные ракеты, а мы изучали радиосвязь.

Шестьдесят лет тому назад радиоаппараты были громоздкими и тяжелыми, даже военные. Сейчас радиоаппараты можно засунуть в карман, а тогда приемник-передатчик РБМ весил около 10 кг и столько же коробка питания с тремя большими (с кирпич) батареями. Все это часто приходилось переносить самим радистам, а ведь у них была и другая амуниция: винтовка, вещмешок и пр.

На курсах тренировались под руководством бывшего корабельного радиста в приеме-передаче текстов по азбуке Морзе, изучали устройство и способы ремонта радиостанций. Теорию радиосвязи преподавал нам капитан Сигаловский, заместитель начальника связи дивизии. Между занятиями грелись на солнце, вспоминали прошедшие сражения и то, как жили-были до войны. Вечером слушали сводки Совинформбюро. Бои шли на Ржевско-Вяземском направлении и под Харьковом.

Питались мы при штабе дивизии в трех километрах от нашей "школы". Чтобы сохранить время для занятий, на завтрак, обед и ужин шли быстрым шагом и бежали бегом. Туда и обратно три раза в день – получалось 18 км.

Однажды наши курсанты притащили из разрушенного склада села Куйбышево две гири: пудовую и двухпудовую. В перерывах между занятиями начали мы эти гири поднимать, выжимать, жонглировать ими, соревноваться. Тон задавал молотобоец с Астраханских судоверфей Вася Манциров, не отставали и другие курсанты. Регулярное питание, ежедневные продолжительные бег и ходьба, а также занятия с гирями преобразили наших истощенных в наступлении курсантов. Они обросли мышцами и приобрели бравый вид. Поднялся боевой дух. Мечтали скорей бы на Берлин, а там и домой. Но до Берлина еще было очень далеко.

Все подразделения дивизии готовились к прорыву немецкой обороны. Развернулось также снайперское движение. Для радистов в этих условиях был предписан строгий закон радиомолчания. Не должен был враг знать, сколькими радиостанциями, а следовательно, и боевыми подразделениями мы располагаем. В будущем наступлении предстояло вести передачи только шифрованными текстами, чтобы не разглашать наши намерения и планы.

Занимались мы более двух месяцев, и по тем временам это был почти курорт. Наконец занятия окончены. Подобраны экипажи радистов, которые должны были войти в состав полков, батальонов и других подразделений дивизии. Получили технику. Сержант Кондюрев и я были направлены в один из полков. Настало время наступать дальше.

В полосе прорыва нашей 5-й ударной армии, как выяснилось потом, было сосредоточено около двухсот орудий на километр фронта. 17 июля 1943 г. в ясную погоду началась мощная артиллерийская подготовка. Разрывы снарядов дымом и пылью заволокли небо, так что потемнело, как при грозе. Длительная четырехчасовая артподготовка позволила форсировать реку и прорвать оборону противника. Несмотря на сопротивление немцев, бойцы нашего полка продвигались вперед. К исходу дня достигли населенного пункта Мариновка. Жестокий бой велся и днем и ночью, каждый метр земли освобождался с боем. Наутро перед Мариновкой лежали трупы людей и лошадей, немцев и наших. Раненых ночью отвели к переправе и отвезли в тыл. В одном из домов развернули радиостанцию, наладили связь со штабом дивизии, который находился, кажется, в деревне Степановка, и связь с временным пунктом управления армии. Все последующие дни Мариновку нещадно бомбили "юнкерсы", каруселью заходя на бомбометание. Небольшие бомбы с частотой пулеметной очереди рвались на улицах и во дворах деревни. Мы спасались в узких окопчиках-щелях, вырытых рядом с домом, где был штаб одного из батальонов. Во дворах маскировались наши танки.

Противник подтянул резервы и, как оказалось, перебросил к Миусскому фронту отборные подразделения, в том числе танковый корпус СС "Мертвая голова", много авиации и перешел в контрнаступление. Наше наступление захлебнулось. Утешением было то, что мы оттягивали на себя силы немцев от Орловско-Курского сражения, о котором знали по сводкам Совинформбюро.

Ночью за углом дома в Мариновке мы услышали немецкую речь. В этот момент нас чудом разыскал заместитель начальника связи дивизии и приказал свернуть радиостанцию и, пользуясь темнотой, уходить с ней в направлении Саур-Могилы, где были штабы многих подразделений.

Саур-Могилу, так же как и Мариновку, днем непрерывно бомбили. Поэтому траншеи там все время углубляли. В одну из них в темноте мы и провалились. Когда рассвело, оказавшийся тут майор армейской медслужбы попросил связаться со штабом армии и передать шифровку о наших потерях. Передавал я, но, к несчастью, не обратил внимания, что в адресе шифровки было незашифровано "5 у.а.", что обозначало "5-я ударная армия". Сразу же из штаба армии запросили, кто из какого подразделения передавал шифровку. Я назвал себя, не предполагая, какой это грозило неприятностью.

Здесь со штабом нашей дивизии по радио связаться мы не смогли. Капитан направил туда Кондырева с донесением, а сам остался со мной. По нашему приемнику я слышал, что, вопреки запрету, командир полка соседней дивизии открытым текстом докладывал начальству, что справа и слева от него бегут его люди – "Мы отступаем". Контрнаступление немцев продолжалось. В гуще боя вряд ли немцы могли использовать эти сведения, но приказ этим комполка был нарушен. Не знаю, обратили ли внимание на это в штабе армии, но открытый адрес нашей шифровки был замечен.

В какой-то момент, услышав свист бомбы, мы с капитаном спрятались в глубокой траншее. Бомба разорвалась совсем близко и разбила нашу радиостанцию.

Постепенно Саур-Могила как-то опустела, слышались автоматные очереди атакующих немцев. Мы с капитаном побежали в направлении реки Миус. По пути нас накрыли разрывы мин "ванюши" (многоствольного немецкого миномета). Мы залегли. Просвистели осколки. Капитан Сигаловский был ранен в ногу. Я взвалил его на спину и, держа его руки на своей груди, пытался бежать. Отталкиваясь от земли здоровой ногой, капитан стремился мне помогать. Где-то сзади строчили немецкие автоматчики. Впереди бежали наши бойцы и среди них санитарка. Оглянувшись на нас, она бросила пакет с перевязочным материалом. Мы остановились. Сапог с раненой ноги был полон крови. Я разрезал штанину и увидел, что рана была в задней части бедра. Большой осколок вошел в тело и, скользнув по кости, прошел почти до ягодицы. Наскоро забинтовав ногу, я с капитаном на спине побежал дальше. Наших бойцов уже не было видно. Силы оставляли меня, но пробежки до дивизионной кухни и тренировки с гирями сыграли свою роль. Шесть километров от Саур-Могилы до реки Миус протащил я капитана на спине.

На счастье появился наш подбитый танк, на броне которого сидели раненые бойцы. Они приняли у меня истекающего кровью капитана, и танк, спустившись с высокого берега, не останавливаясь, форсировал реку, обдавая брызгами раненых бойцов, державшихся друг за друга. Я переправился через Миус вплавь и вскоре стал догонять наших отступавших солдат. И вот радость. Навстречу на смену нам шли свежие подразделения, и я даже встретил среди них знакомого москвича Митю Горбачева.

В какой-то дубовой рощице мы свалились и долго спали. Разбудила танковая часть, двигавшаяся к фронту и чуть не раздавившая нас. Остатки дивизии вывели из боев, и мы трое суток, двигаясь вдоль фронта на север, влились в состав 51-й армии и заняли оборону. Звуки продолжающегося боя, который вели вновь подошедшие части в месте нашего наступления у Мариновки и Саур-Могилы, мы слышали еще долго и в пути, и на месте нового оборонительного рубежа.

Дивизия пополнялась. Для нашего экипажа с новым напарником сержантом Понтыкиным мы получили радиостанцию, обустроились в полевых условиях, вырыли землянку, стали получать сухой паек, наладили постоянную связь со штабом дивизии. Началось наше новое осадное сиденье. Немцы на другом берегу реки вели себя тихо. В наступление на Донбасс мы двинулись только в сентябре.

Прошло около месяца. Однажды вечером было получено приказание назавтра мне явиться в штаб дивизии к начальнику связи майору Кириченко. Утром я быстро отмахал 5 км до штаба и явился к майору. Оказалось, что он получил из госпиталя письмо от капитана Сигаловского, где тот рассказывал, как получил ранение, когда мы отступали от Саур-Могилы, и просил передать мне привет. С своей стороны майор Кириченко заготовил на меня наградной лист на орден Красного Знамени за спасение его заместителя. Наградной лист он должен был представить в штаб 5-й ударной армии. Но предыдущим вечером майор получил предписание направить меня в особый отдел 5-й ударной армии. Он сказал, что направлять меня не будет, тем более что мы уже в другой армии, но вот, что делать с наградным листом, поскольку это лишнее напоминание обо мне? Я с радостью отказался от этой награды. Майор знал, что с особым отделом шутки плохи. Таким было наше боевое крещение в качестве выпускников фронтовых курсов радистов с их стихийной физической подготовкой.

А. БЕРЗИН