ГАЗЕТЫ ОБ ЭТОМ МОЛЧАЛИ
Четверть века Анатолий Сеглин варился
в кипящем котле крупнейших хоккейных событий.
Был арбитром на чемпионатах мира. Затем
полосатый, как зебра, свитер ледового законника
сменил на цивильный костюм администратора
сборной СССР. Объехал вместе с ней полмира.
Многое видел. Много знает. Рассказы его о былом
слушаешь, раскрыв от изумления рот.
– Как человек бывалый, сведущий в
тайнах хоккейного закулисья, скажите: в нашем
понимании с судьями на мировых чемпионатах
«работают»?
– Не знаю, как сейчас, но в мое время
(середина 60-х – начало 70-х) работали. И очень
сильно работали. Тогда перед каждым чемпионатом
всех приехавших туда арбитров обязательно
собирал у себя Джон Ахерн, в те годы президент
ИИХФ, и проводил с нами что-то вроде
воспитательной беседы, призывая нас быть
беспристрастными. Но все равно: как бы нас ни
увещевали, мы, судьи, в случае чего между собою
всегда могли сговориться.
– А вам лично доводилось
обрабатывать кого-то из коллег?
– Смотря что понимать под
«обработкой». Бывало, например, что Тарасов,
прикинув наперед турнирный расклад, вызывал меня
к себе и говорил: «Такой-то судья должен быть к
нам внимателен. Помогать нам не надо – только бы
не мешал. Займись им...» Открою вам один секрет:
среди арбитров, неизменно тогда появлявшихся на
всех чемпионатах мира и Олимпиадах, были два
человека, которые ну не то чтобы нам помогали в
открытую, но уважали нас очень, скажем так. Один
из них – Йозеф Компалла, поляк из ФРГ. Когда он к
нам приезжал, мы его принимали всегда как надо.
Нет-нет, денег никогда не давали. Только если
сувениры: шапку, например, ондатровую,
шампанского несколько бутылок, водки, конечно.
– А второй кто?
– Уве Дальберг, швед, правда, он умер
уже, царствие ему небесное. С ним мы вообще
понимали друг друга без слов. То он меня перед
выходом на лед за задницу ущипнет, то я – его...
– Но не все же судьи были к нам так
благосклонны?
– Нет, конечно. Чехи вот – никак
они с нами мириться не хотели после 68-го, сколько
мы потом туда ни ездили.
– А вам самому хоть раз
приходилось, выйдя на матч, делать «нужный»
результат?
– Только однажды – в Стокгольме
в 1970 г. Сборная наша тогда угодила в очень
сложную ситуацию: чтобы стать чемпионами, надо не
только самим выиграть сначала у чехов, потом у
канадцев. Требовалось еще, чтобы и шведы их
одолели. А я как раз судил шведов с канадцами.
Перед игрой вызывает меня руководитель нашей
делегации и прямо в лоб заявляет: «Анатолий
Семенович, скандинавам надо помочь! Не знаю – что
хотите делайте, но выиграть должны шведы...»
– Ну, и вы тут...
– Ну, и я... Постарался, в общем,
– все, что мог, применял. Одного канадца даже
удалить пришлось на десять минут... На другой день
уже Дальберг, друг мой, судил наших с канадцами.
Наши выиграли. Чехи, в свою очередь, уступили
шведам. И мы – чемпионы мира. А игру ту, со
шведами, канадцы мне еще припомнят потом... Сразу
после сирены они ко мне подъехали: судья, говорят,
вы, конечно, хороший, но если когда-нибудь
чемпионат мира состоится у нас, в Канаде, ноги
там вашей не будет, не надейтесь. И вот
пожалуйста: через год я со сборной приезжаю в
Канаду на серию товарищеских матчей. Канадцы
меня как увидели: «Что? Опять этот Сеглин?! Не-е, мы
с ним играть отказываемся. Наши пусть судят».
Тарасов услышал, завелся: «Ах, так вы! Толя, не
слушай их, выходи, будешь судить. Не захотят
играть – Бог с ними». Выезжаю на центр. Трибуны
свистят. Улюлюкают. Галошей в меня запустили
еще... Я стою. Десять минут проходит – канадцев
все не видать. Двадцать... Тридцать... Наконец они
по одному стали выезжать на лед. Все же мы с
Тарасовым их переупрямили.
– А как вообще за границей
принимали в те годы нашу сборную?
– По-разному принимали. В основном,
конечно, с добром. С ненавистью редко, но тоже
бывало. Помню, как в Вене в жену Валеры Харламова
кто-то из болельщиков прямо во время игры бросил
непочатую банку с пивом. Специально в нее метил,
гад... Хорошо еще, что она сидела за перегородкой
из плексигласа. А не будь там этой перегородки...
Жена Валеры – в шоке. Она ведь в положении тогда
была... Мы ее сразу на «скорую» и – в больницу. И
больше она на хоккей там уже не ходила...
– Я слышал, что еще в Монреале,
кажется, была какая-то история, но уже с
самолетом?
– Там не история была – хуже. Мы все
там чуть не погибли. Уже возвращались в Москву.
Сели в самолет. Вдруг при взлете у него лопаются
все до единой покрышки шасси. Ладно бы, одно-два
колеса полетели, а тут все сразу, представляете!..
Обрывки покрышек замотались на стойках. Шасси не
убираются. Застряли в створках так, что ни туда,
ни сюда. По громкой связи к нам обратился
командир корабля: «Придется машину на брюхо
сажать. Не волнуйтесь, товарищи хоккеисты, –
нормально все, сядем». Хорошо сказать – «не
волнуйтесь». Тарасов и Чернышев сидели рядом со
мной с прямо-таки восковыми лицами. Остальные,
впрочем, тоже выражением своим, сами понимаете,
не радовали... Я к доктору подошел: «Слушай, у тебя
спирт есть? Раздай ребятам по стопочке – пусть
они успокоятся хоть немного». А у меня еще с собою
чемодан целый был денег – гонорар нашей сборной
за канадские матчи. Говорю Тарасову: «Может,
выкинуть его в иллюминатор – что зря добру
пропадать. А так – подберет кто-нибудь...»
Тарасов молча на меня поглядел, вздохнул и молча
же отвернулся... Три часа наш самолет кружил над
аэродромом – горючее сжигал. Но сели нормально.
Тряхнуло, правда, сильно при посадке, но никто,
слава Богу, не убился. Летчик настоящий ас был.
Выбираемся наружу – по полю уже «скорые» к
самолету несутся. Пожарки визжат. Девчушка из
консульства подбегает, ревмя ревет: «А мы-то уж
думали не дождемся вас в живых-то...»
Другой случай был тоже с самолетом. Летели мы из
Цюриха. За нами из Москвы прислали самолет марки
«ТУ», рассчитанный человек на 40–45 от силы. В
нашей делегации было, если не ошибаюсь, человек
что-то около 35-ти, кажется. Еще к нам в аэропорту
подсадили не то троих, не то четверых пассажиров
– они в посольстве там, вроде, работали и летели
домой в отпуск. А еще добавили какого-то груза.
Казалось бы, все в порядке, все уместились – и
груз, и люди. Пошли на взлет... Но те, кто прислал за
нами из Москвы этот самолетик, не учли, что
хоккеисты всегда везли с собой из-за границы
массу разной техники – магнитофоны,
радиоприемники, телевизоры... И, короче, получился
перегруз. Когда наш «ТУ» начал разбег по полосе,
летчикам пришлось изрядно поволноваться. От
земли мы оторвались буквально в последние
секунды, еще бы чуть-чуть, и самолет мог выскочить
с полосы, а там уже забор, за забором дома
какие-то. Что было бы – вообразить страшно. Но мы
над домами, над самыми крышами, в небо – вжик –
и в Москву...
Олег БАЛОБИН
|