Первую Олимпиаду XXI века, едва развернулась она во всей красе, – почитайте газеты – называли совсем иначе: «О спорт, ты – война!», «Олимпиада в пробирке», «Игры протестов», «Ярмарка американского тщеславия», и уж совсем в поддых: «Игры на крови». Ничто не предвещало такого поворота событий, когда мы, группа журналистов из России, выйдя из здания аэропорта, впервые ступили на улицы города Солт-Лейк-Сити. Город Соленого озера – так по-русски. Светило солнышко, подтапливало легкий морозец, по горизонту – заснеженные хребты гор, а воздух чистый, сухой, прозрачный – дыши не надышишься... И события понеслись стремительно, одно за другим. «Зачем вам эта Олимпиада? – говорили мне в Москве некоторые спортивные функционеры. – Место малоинтересное, американцы после 11 сентября одними проверками замучают, пробки на дорогах, базы разбросаны...» Игры в Атланте вспоминали с их многочисленными транспортными неувязками. Но в Солт-Лейк-Сити сами соревнования и все, что вокруг них, организовано было блестяще. И я вслед за заместителем главного редактора «Спорт-экспресса», давним моим коллегой по «Советскому спорту» Владимиром Гескиным могла бы сказать еще где-то в начале всего действа: «Честно признаюсь, что с каждым днем Олимпиада-2002 нравится мне все больше и больше». Это еще пока не разгорелись все те скандалы, о которых теперь кто только не наслышан. А пока в первый же день в комфортабельном автобусе мы едем от центрального пресс-центра (Медиа-центра, как его здесь называют) на церемонию Открытия. Потом, в последующие дни, в подобных автобусах придется провести немало времени – отъезжая от мотеля, где расположились, в город, отправляясь на ту или иную спортбазу, в горы. И ни разу так не бывало, чтобы автобус не пришел вовремя, опоздал, задержался. Их называли «шатлами», поскольку ходили они по определенному маршруту. И если было установлено, что от нашего, скажем, мотеля он отправляется каждые полчаса круглосуточно (!), то так оно и было. Полный ли будет автобус или всего лишь один пассажир, график движения не будет нарушен. Моя соседка по номеру корреспондент «Советского спорта» Дарья Сребницкая иногда после оперативной работы в пресс-центре возвращалась и в 3, и в 4 часа ночи и никогда не жаловалась на осечки с транспортом... Но вот и первый взгляд на город из первого автобуса: какой он, этот Солт-Лейк-Сити? Десяток-полтора небоскребов этажей под 30, может более, расставлены как Бог на душу положит, как кажется, без всякого замысла, без мыслей о едином или хотя бы каком-нибудь архитектурном ансамбле. Иные из них не лишены своеобразной элегантности, но все вместе... Между ними теряются где-то внизу домики и совсем уж небольшие, без всяких подчас излишеств – то ли склад, то ли магазин. Просторные стоянки для машин и квартал за кварталом частные двух-, трехэтажные дома, нередко похожие друг на друга, с непременной елью (а может, сосной, они и на то, и на другое похожи, эти деревья) перед окнами. Улицы просторные, пересекаются под прямым углом – не заблудишься. А дороги... Дороги в три-четыре полосы в каждую сторону, с многочисленными развязками. Машины едут ровно, как бы даже неторопливо, никто не мчится сломя голову мимо, не подсекает, не обгоняет с запретной стороны. Здесь, кажется, и ребенку водить машину легко. А красота в олимпийском наряде приходит в город вечером. Едва начнет смеркаться, как на самых больших зданиях города высвечиваются огромные, во всю высоту этих зданий, цветные фото спортсменов: конькобежцы на дистанции, фигуристка в пируэте, слаломист, сноубордист... И зажигаются мириады маленьких, даже малюсеньких, лампочек, которые гирляндами обвивают каждую веточку немногочисленных деревьев на центральных улицах. И кажется, что это сами деревья до единой веточки своей дают свет. Очень красиво получается. В городе – праздник. В городе – Олимпиада. ...Вдруг наш автобус, не спеша двигавшийся к стадиону на церемонию открытия Игр, остановился: улицы были уже перекрыты. Ждали прибытия Буша? За нами встали и другие. Возникла нестандартная ситуация, непорядок: автобус должен вовремя быть в конечном пункте, а быть там невозможно. В такой ситуации американцы, как я отмечала не раз, медлят, ждут, что все как-то разрешится по правилам. Мы сидели в автобусе, не двигаясь с места минут 40. Что делать? Никто не мог сказать. Далеко ли тот стадион? Молча ждали. Потом вдруг, именно вдруг двери открылись и все пассажиры гуськом быстренько-быстренко засеменили куда-то в межуличное пространство и минут через 10 то ли быстрого шага, то ли бега уткнулись в очередь на проверку к секьюрити. То был уж вход на стадион. О секьюрити и проверках как-нибудь отдельно. Заслуживает того. А пока о самой церемонии Открытия. Все видели ее по телевидению и потому описывать ее нет смысла. А вот обратить внимание на отдельные моменты, на мой взгляд, стоит. Когда мы с коллегами поднимались по крутой лестнице вверх к нашим местам, весь стадион был уже полон. И что поразительно – каждый зритель был не просто зрителем, а действующим лицом. По незримой команде трибуны меняли окраску: то они были белым-белы, словно засыпаны снегом, то становились синими, красными, выписывали какие-то слова, а то с помощью бесчисленных фонариков буквально заливались золотом. Это зрители меняли покрывало на своих одеждах, зажигали фонарики. Неужели они все это делали без предварительной тренировки, так синхронно, так впечатляющее? А что? При дисциплинированности, аккуратности американцев, именно этих американцев штата Юта, мормонского, как известно, штата, все возможно. Во всяком случае нельзя было не увидеть, не почувствовать, как все они увлечены патриотическим порывом, как хочется им, чтобы все прошло не просто хорошо, а с блеском, отлично, так, как нигде еще не бывало. И чувства эти достигли апогея, когда торжественно внесли на стадион американский флаг, что нашли 11 сентября под руинами разрушенных зданий. Его подняли на флагшток в память погибших под пение всего стадиона. Говорят, что МОК долго не соглашался на эту процедуру, не вписывающуюся в общепринятый церемониал Открытия Олимпиады, но хозяева настояли на своем. И сумели сделать так, что и по времени, и по эмоциональному накалу действие это стало едва ли не центральным во всей церемонии. Были в ней и другие знаковые моменты. Четыре шамана (или как-то иначе?) индейских племен, когда-то живших на земле штата Юта, появились на поле. Благословляли? И еще – олимпийский огонь зажигала олимпийская команда хоккеистов образца 1980 г., победившая тогда нашу советскую команду. Как велик тот успех для американцев, если они и через 22 года мистически призывают его против главного своего противника. Так по всей церемонии уже чувствовалось, что Олимпиада будет американской и для американцев в первую очередь. Стоял мороз, градусов 15. И вконец окоченев, мы с моими коллегами в какой-то момент пошли искать под трибунами пресс-центр, чтоб обогреться немного и, может, что-то перекусить. На лифтах и без них мы курсировали по коридорам и лестницам, попали даже в какой-то подвал или полуподвал, пустой совершенно. А если кто и встречался на нашем пути, ничегошеньки нас не спрашивал. Вот тебе и бдительность! А потом был грандиозный фейерверк. Грандиозный. Под шум его разрывов и разноцветье красок растеряла я своих коллег, и пришлось мне к автобусам спускаться одной. Возможно, сам этот факт не заслуживал бы даже упоминания, если бы вследствие его не приключилась со мной история, весьма характеризующая обстановку на Играх и вокруг них. Автобусов было много. Никто не толкался, вперед не продирался. Садились все спокойненько, и я в какой-то там попала. Заходят люди один за другим, такие довольные, веселые, некоторые с папками в руках, друг друга приветствуют, поздравляют. Наших – никого. Подъезжает этот автобус уже в городе к шикарному отелю, все выходят, заходят вовнутрь, и я вместе со всеми. Внутри – красота. Посреди большой залы-вестибюля шикарная винтовая лестница, вокруг нее цветы, небольшой водный каскад, кое-где столики. А у стенок – стойки, в бокалы наливают, какую-то еду дают. Я соблазнилась бульоном с лапшой. Так изящно в белую чашечку с блюдцем наливают, лапшички добавляют, с ложечкой, салфеточкой подают. Пристроилась я у каскадика, глотнула ложку-другую и едва проглотила. Не по нашему русскому желудку американская еда – очень уж невкусно. Глянула на часы – двенадцатый час ночи. Надо мне скорее домой добираться. Прежде всего до Медиа-центра, а там, как уже говорилось, автобус-шатл каждые полчаса. Вышла на улицу. И тут же на помощь мне молоденькая волонтерша. Тычу в свою аккредитационную карточку (английского не знаю, увы!), твержу: «Пресс-центр». «Стойте здесь» – показывает она мне жестами и вскоре подает новенький джип. За рулем человек в очках, средних лет, готов отвезти меня, куда нужно. «Пресс-центр», – твержу я. «Пресс» – он не понимает. Покатались мы по улицам туда-сюда. Мой любезный провожатый все время связывался с кем-то по мобильному, ему, видно, говорили: налево, направо. И все время смеялся. Пытался выучить мою фамилию, она плохо выговаривалась. Сказал, что по-русски знает только одно слово «плохо». Почему «плохо»? Неизвестно. И чем труднее представлялась ему задача, он все больше смеялся. И я вслед за ним. Наконец он спросил, где я остановилась, время-то позднее. Я говорю: «Мотель сикст», то есть «мотель 6», цифру ему рисую. Он опять к телефону. Еще минут 20 только и слышу: «Мотель сикст», «Мотель сикст». Все по телефону. Наконец подъезжаем. А я только днем один раз и была в этом мотеле, когда вещи оставляла. Смотрю: вроде тот и не тот. Но пошла к номеру, вот и цифры на нем так же расположены. Сую карточку в замочную скважину, а она мне красный да красный цвет – не открывает. «Не то», – говорю. Идем к администрации. Расторопная women звонит и выясняет, где же я живу. Снова едем. Любезный друг мой не бросает меня до самой двери. И тогда только, когда я открыла дверь и сказала: «Да, это то самое», он приветливо распрощался и уехал. Я запомнила его имя: Ниман Тейлор. Охота ему была со мной возиться! Мой первый американский знакомый. Спасибо ему. И представьте – этот Тейлор не был исключением. Во все время Олимпиады, как бы не поворачивались события и какие скандалы бы не разгорались вокруг тех или иных побед, все волонтеры, одетые в одинаковую форму и исполняющие свою работу, подчас нелегкую, совершенно бесплатно, охотно, с улыбкой, неизменным доброжелательством помогали мне. Если видели, что я не понимаю их объяснений, провожали до нужного места, за меня объяснялись с нужными людьми. Даже просто идешь вдоль огороженного в несколько рядов Медиа-центра, они стоят у автобусных остановок. «Хелло!» – с улыбкой приветствуют. – «Хелло!» – сам улыбаешься. И все как-то приятнее вокруг, радостнее. Это, наверное, и есть то, что называют олимпийским духом. Да, город жил им. Праздничные толпы народа, забитые кафе и рестораны, обмен значками на улице. Чуть вечер – выступления ансамблей, танцоров тут же на улице. И торжественное награждение победителей в разных видах спорта каждый вечер на одной из центральных площадей, сопровождающееся концертами различных ансамблей. На эту церемонию даже билеты продавали. 20 или 25 тысяч волонтеров помогали своему городу, всячески стремились оставить о нем хорошую память у людей, собравшихся со всего света. Но, справедливости ради надо заметить, что, как об этом писали некоторые газеты, далеко не все жители рады были олимпийскому вторжению. До того это был один из самых «тихих», спокойных штатов. Здесь почти не было преступности, наркомании, люди, уходя, машины оставляли незапертыми и двери домов частенько тоже. Население в основном белое, мормонское, а у них законы строги: ни горячительных напитков нельзя употреблять, ни курить, ни даже кофе с чаем. А уж если человек позволит себе публично на улице или в магазине распивать бутылочку пива, шесть месяцев тюрьмы ему обеспечены. Вот и опасались некоторые жители, как бы дорогие гости Олимпиады да строители-мексиканцы, строившие олимпийские объекты и осевшие в городе, не привнесли бы сюда чуждых нравов. Но мне, например, кажется, что эти опасения напрасны. Корпоративный дух, дисциплинированность до вышколенности так крепки здесь, что все перемелется, мука будет.
Нина ШКОЛЬНИКОВА,
|
